2.4.2.  Довод исторический

Традиционному подходу к обучению – века. Традиционный подход – универсален,  характерен для всех цивилизаций и обществ, находящихся на самых различных стадиях социально-экономического развития, а следовательно, – конкурентоспособен. Традиционное обучение позволяет формировать некоторые компоненты теоретического мышления – в противном случае, не выдержав «естественного» и «искусственного» отбора, традиционное обучение сошло бы с исторической арены.

Традиционное обучение гораздо старше книги, в которой оно впервые отрефлексировало самоё себя, осознало собственные методы и содержание. Естественно, я имею в виду «Великую дидактику» поистине великого педагога Я.А. Коменского. Именно в «Великой дидактике» (1633–1638) Коменский впервые детально, дифференцированно, подробно описал традиционный подход к организации обучения.

Такое произведение, как «Великая дидактика», не могло появиться на пустом месте. Это шедевр, классика. Вероятно, «Великой дидактике» предшествовали другие источники. Вероятно, Коменский смог лучше всех понять и выразить дух целой эпохи, а его труд явился высшим выражением труда многих педагогов и учёных. Каменский создал потрясающую картину традиционной дидактики. Вероятно, «идеи носились в воздухе», иначе трудно понять, как человек смог объять необъятное, создать  традиционную дидактику с её принципами: наглядность, постепенность, подражание, упражнение; предметное построение содержания обучения; классно-урочная и лекционно-семинарская система; объяснительно-иллюстративный метод  и многое, многое другое.

«Идеи носились в воздухе». Традиционный подход к организации обучения настолько органичен для традиционного общества, что традиционное обучение и традиционное общество, несомненно, ровесники. Про первобытнообщинный строй пока умолчим, нет достоверных источников. Хотя относительно многих реликтовых народов (по свидетельству авторитетных этнографов), на догосударственной стадии развития, когда социогенез этих народов характеризовался соседской общиной и «военной демократией», когда впервые обучение стало постепенно дифференцироваться, выделяться из других сфер жизни, уже можно определённо говорить, что старики, вожди и служители культа  обучали молодёжь традиционно, а никак иначе. Собственный пример – наглядная демонстрация формируемого, потребного поведения (навыка). Многократное повторение и упражнение сначала при участии и помощи со стороны взрослых, затем самостоятельно. Немедленное положительное или отрицательное подкрепление (поощрение или наказание). Делу венец – экзамен-таинство (инициация).

Теперь о достоверных, письменных источниках – первых красноречивых упоминаниях традиционного обучения. Перенесёмся в  Египет периода Древнего царства, страшно подумать, в 4–3 тыс. до н.э. Уже тогда в египетской литературе зародился любопытнейший жанр – поучения («Поучение Гераклеопольского царя своему сыну Мерикара»; «Поучение Аменемхета I»). Авторитет, «сильный» и «мудрый» (фараон, отец, старик) повествует о своей жизни и подвигах. Напутствует «младших», «слабых» (сына, подчинённого или даже раба). Учит жизни, изрекает «истины в последней инстанции» (объясняет). И под каждый свой довод (психологи скажут: примитив, конкретное, необобщённое мышление) приводит десятки примеров, завершая дело выводом, сформулированным высочайшим штилем, повторённым многократно. «Младший» и «слабый» обязан благоговейно слушать, запоминать все «частные» примеры и детям своим то «поучение» один к одному «транслировать».

Самое полное из дошедших до нас поучений («Поучение Хети сына Дауфа своему сыну Пепи»), «образец жанра», пользовавшийся огромной популярностью у современников, относится к эпохе Среднего царства (16–15 вв. до н.э.), периоду максимальной мощи Египта, когда были завоёваны Сирия, Палестина, Куш. Фабула проста. Крупный чиновник, писец Хети везёт сына в школу. Чиновничья династия писцов должна быть продолжена. «Восток дело тонкое», казалось бы, отец мог приказать, прикрикнуть, так нет же! Отец не отвёртка, а сын не шуруп. Многие сегодняшние дюже свободные дети с радостью и пользой для себя променяли бы свою свободу-заброшенность и ненужность в этом мире на мудрую отцовскую любовь Хети. Отец неспешно рассказывает сыну о преимуществах профессии писца. Слушай, сынок, «писец не будет бедным». Отец просит: «Люби письмо как мать». Отец не скупится на иллюстрации, его доказательства от «противного», от «обратного» выстраданы опытом, за ними знание жизни не понаслышке. Отец натуралистично, со всей наглядностью, на которую способно проникновенное слово, рисует «живые картины» тягот и бедствий, коим подвержены «несчастные» представители других профессий: «ремесленник, режущий по меди», «ремесленник, режущий по ценному камню», «брадобрей», «кладчик стен», «садовник», «землепашец», «ткач», «изготовитель стрел», «курьер», «красильщик», «сапожник».  Когда речь заходит о рыбаке, сердце готово разорваться от ужаса и жалости. Стоит рыбаку зазеваться, и… ужасные челюсти хозяина Нила – крокодила прервут жалкое прозябание рыбака. Для закрепления Хети не проигнорировал и положительные доказательства: «нет профессии без руководителя, кроме профессии писца», писец – сам себе голова, хозяин. Писец окружён всеобщим уважением, почётом и страхом, не последний кусок получает на извечной человеческой ярмарке тщеславия, писцу все говорят: «Хорошо тебе».

Традиционный учитель – не урокодатель, он – проповедник, миссионер.  Хети сам подводит итог, завершает поучение так: «не пренебрегай тем, что я сказал тебе». А в следующей фразе квинтэссенция традиционного обучения. Человек учит другого человека не потому, что он мышление теоретическое хочет сформировать. «Я делаю это ради любви к тебе, Пепи». Ну и где здесь субъект-объектное отношение между учителем и учеником? Повторим еще раз – традиционное обучение, несомненно, – это проповедь того, во что верит традиционный учитель. Отношения традиционного учителя и ученика глубоко личные, патерналистские, традиционный учитель – отец, старший брат ученику. Субъект-объектные отношения возникают как раз при современных «технологизированных», «инновационных» подходах к обучению. Чего только стоит приём экзаменов, опосредствованный бездушной, недалёкой анкетой ЕГЭ, подходящей ко всем людям с единым усреднённым шаблоном, действительно проверяющей степень дрессуры, натаскивания, механическую память.

Вернёмся в Древний Египет. Пепи, имея такого отца, не мог не выполнить его завет «Смотри, это я предписываю тебе и детям твоим». Наверное, дети Пепи тоже стали писцами. Читаешь поучение, коему тридцать шесть веков и сам проникаешься и завидуешь египетским писцам, отцам и детям.

Древний Египет, далее – везде. Любой непредвзятый наблюдатель придёт к выводу об универсальности традиционного подхода к обучению и воспитанию. Калейдоскоп исторических эпох, различные до противоположности цивилизации, несовместимые, казалось бы, менталитеты, перпендикулярные друг другу социально-экономические и политические уклады… А тип трансляции вечных, системообразующих ценностей и способов деятельности от поколения к поколению один – традиционный. И в «Поучении» предпоследнего Великого князя Киевской Руси Владимира Мономаха (1053–1125) те же интонации, примеры,  тот же авторитет старшего и мудрого, та же всепобеждающая уверенность в своей правоте, та же назидательность, исповедальность, любовь к чадам своим, те же «повторения и закрепления», что и в «Поучении» Хети.

В своё время выдающийся средневековый философ, один из отцов церкви, Августин Блаженный (354–430), приводя доказательства  бытия Бога, утверждал: «Власть Бога такова, что не может быть скрыта от разумных существ, весь род человеческий признаёт и ищет Бога, значит, Он есть». Применительно к предмету нашего анализа (традиционному подходу к обучению) логика Августина может выглядеть так: весь род человеческий от века и по сию пору пользуется традиционным подходом к обучению, значит, оно эффективно. Традиционное обучение выдержало такой «крутой» естественный отбор, прошло такое испытание практикой, накопило такой опыт побед, что и не снился мудрецам от «инновационного» обучения. Если бы традиционное обучение было только «натаскиванием», «дрессировкой», «начётничеством», «зубрёжкой»; если бы традиционное обучение развивало бы только механическую память;  если бы традиционное обучение не позволяло ученикам проникать за пределы наглядно воспринимаемых связей и отношений в область теоретического знания, не учило усматривать существенные связи и отношения объективной реальности, то оно давно уже кануло бы в Лету.

Надо быть очень и очень самонадеянными гордецами или невеждами, чтобы заявлять, что традиционный подход к обучению, как в той известной песенке, можно «взять и отменить».